Я В ДЕТСТВЕ ОТСТАИВАЛА ГРАНИЦЫ, А СЫН ОТСТАИВАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ ПОСИДЕТЬ РЯДОМ
Где-то примерно в 25 лет меня взяли барабанщицей в одну широко известную в узких кругах музыкальную группу. Я была необыкновенно рада и горда собой и решила рассказать родителям – не то чтобы я рассчитывала на их одобрение, нет, таких иллюзий я давно уже не питала, но ведь это родители. Как не рассказать?
К тому же, возможно, ну, есть же маленький шанс, что они будут довольны, ведь они 6 лет заставляли меня учиться играть на пианино, значит, в их системе ценностей игра на музыкальных инструментах занимает не самое последнее место, и барабаны – это тоже музыкальный инструмент, хоть клуб «Алиби» мало напоминает один из залов консерватории, на сцене которого, наверное, мечтала увидеть меня мама каждый раз, когда я играла гаммы, колошматя по клавишам со всей силой и накопившейся злостью, потому что на улице была весна и Маринка с четвертого уже раз пять кричала: «Ма-а-ша, выходи-и» под окнами моей комнаты, сейчас они с Владом пойдут кататься на велосипедах, а я должна сидеть здесь полчаса и играть эти дурацкие гаммы и «К Элизе», от которой на меня накатывает тоска.
Короче, конечно, в глубине души я надеялась на похвалу, хотя бы в качестве награды за эти долгие часы сидения за пианино, из-за которого я пропускала прогулки и иногда, если садилась слишком поздно, начало «Дикого ангела», которого крутили по вечерам, кажется, по ОРТ.
И, конечно, похвалы я не получила. Мама промолчала, а вот папа с ностальгией неожиданно сказал: «А я тоже играл в рок-группе». И пошел за семейным альбомом, где было фото папы на сцене, с микрофоном, в облегающем белом трико (не спрашивайте) и почему-то босиком. Выяснилось, что папа несколько раз выступал, и вообще очень любил музыку, и слушал все эти Deep Purple и Pink Floyd, а Макаревича вообще обожал (про Макаревича я на самом деле догадывалась с детства, потому что папа подпевал, если по «Нашему радио» крутили «Марионетки», и я записала на аудиокассету пару песен, и слушала их в наушниках максимально громко, чтобы папа услышал, услышал через эти наушники, что я тоже люблю «Машину времени», и спросил: «А, а ты тоже любишь “Машину времени”?», и я бы ответила: «Да, я тоже люблю “Машину времени!!”», и дальше было бы что-то точно хорошее, не знаю точно, что).
И тут я всхлипнула, и слезы сами как-то полились из глаз, и я с накопившейся этой за годы обидой (отмечу, что до похода на личную терапию оставалось еще пару лет) спросила: «Ну а что же ты тогда никогда не ходил со мной на концерты на “Машину времени”, или на “Арию”, или на Scorpions, на худой конец, ну как же так?!» И папа ответил: «Ты знаешь, я с возрастом стал тяжело переносить громкие звуки».
И вот я – мама мальчика 10 лет. Я прошла личную терапию, много проработала и много поняла. Я серьезно настроена не допускать ошибок. Я во всеоружии, я экипирована Гиппенрейтер и супругами Бурмистровыми, у меня из карманов торчит теория привязанности, Петрановская заткнута за голенище сапога, я такая достаточно хорошая мать, что вам и не снилось, таких достаточно хороших пойди еще поищи.
У мальчика 10 лет есть плеер с разнообразной подборкой музыки и умная колонка с Алисой. Алиса играет разную музыку, и я иногда ненавязчиво спрашиваю: «А вот эта нравится?» «Не знаю», – пожимает мальчик 10 лет плечами. «Ну, а вот эта?» – не оставляю попыток я. «Ну, наверное», – снова пожимает плечами мальчик 10 лет. «О, у них как раз скоро концерт, давай сходим!» – предлагаю я оптимистично. Мальчик 10 лет пожимает плечами.
Я предлагаю раз, другой, третий. На четвертый я взрываюсь: «Да почему ты не хочешь сходить со мной на концерт?!»
И знаете, что он отвечает?
«Мам, там громко, я такое не люблю».
И ведь это не только с музыкой. Я хорошо помню, как однажды набралась смелости и сказала маме: «Мам, а давай вместе посмотрим “Властелина колец”, он такой классный». А мама ответила: «Может, в другой раз? Там “Пигмалиона” по телевизору показывают». И теперь я смотрю с моим мальчиком 10 лет «Хоббита» и «Гарри Поттера», мы заранее обсуждаем, в какой день и как смотреть, покупаем попкорн и яблочный сок. А потом он звонит мне от бабушки и говорит: «Мам, тут третьего “Гарри Поттера” по телевизору показывают, я без тебя посмотрю, ладно?»
Он приходит из школы и говорит: «Мам, порежь фруктов мне, пожалуйста». А меня трясет, потому что в детстве папа каждый раз приносил мне фрукты в комнату после школы, и если я не доедала, то он заставлял доесть, а я не хотела их есть, я хотела сама приходить на кухню и брать себе грушу или мандарин, а этой огромной тарелки с порезанными фруктами без кожуры не хотела. А для мальчика 10 лет эти фрукты, которые я ему порежу и принесу в комнату – это любовь. Он так и сказал, когда я спросила, что для него – любовь. Приносить порезанные фрукты. И чтобы без кожуры.
Он приходит ко мне на кухню и садится рядом, и просто сидит, а иногда говорит: посиди со мной в комнате. И я смотрю на него с изумлением, потому что я с 7 лет закрывала дверь в свою комнату и это было лучшим временем – эта тишина и одиночество, какие миры я создавала, какие битвы между героями, какие приключения! Попробовала бы мама зайти посидеть со мной в комнате, ха.
Такой он другой, этот мальчик 10 лет. И совсем другие проблемы он понесет в терапию. Я говорю ему: «Я тебя люблю» два-три раза в день. Так и вижу его в кресле перед психотерапевтом, напряженного, с широко открытыми глазами, с ужасом шепчущего: «А еще она говорила, что любит меня, три раза в день! ТРИ РАЗА, вы представляете!!»
Мария Люлюкина
Иллюстрация Екатерины Бауман
